По ночам звучит надрывный кашель старенькая женщина

Николай Заболоцкий
СТАРОСТЬ

Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она,-
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.

Их речь уже немногословна,
Без слов понятен каждый взгляд,
Но души их светло и ровно
Об очень многом говорят.

В неясной мгле существованья
Был неприметен их удел,
И животворный свет страданья
Над ними медленно горел.

Изнемогая, как калеки,
Под гнетом слабостей своих,
В одно единое навеки
Слились живые души их.

И знанья малая частица
Открылась им на склоне лет,
Что счастье наше – лишь зарница,
Лишь отдаленный слабый свет.

Оно так редко нам мелькает,
Такого требует труда!
Оно так быстро потухает
И исчезает навсегда!

Как ни лелей его в ладонях
И как к груди ни прижимай,-
Дитя зари, на светлых конях
Оно умчится в дальний край!

Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она,-
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.

Теперь уж им, наверно, легче,
Теперь всё страшное ушло,
И только души их, как свечи,
Струят последнее тепло.

Дмитрий Мережковский
Старость

Чем больше я живу — тем глубже тайна жизни,
Тем призрачнее мир, страшней себе я сам,
Тем больше я стремлюсь к покинутой отчизне,
К моим безмолвным небесам.

Чем больше я живу — тем скорбь моя сильнее
И неотзывчивей на голос дольних бурь,
И смерть моей душе все ближе и яснее,
Как вечная лазурь.

Мне юности не жаль: прекрасней солнца мая,
Мой золотой сентябрь, твой блеск и тишина,
Я не боюсь тебя, приди ко мне, святая,
О, Старость, лучшая весна!

Тобой обвеянный, я снова буду молод
Под светлым инеем безгрешной седины,
Как только укротит во мне твой мудрый холод
И боль, и бред, и жар весны!

Асадов Эдуард

про БУДУЩУЮ СТАРОСТЬ
(отрывок)

Гоня хандру повсюду

То шуткой, то пинком.

Я и состарясь буду

Веселым стариком.

Не стану по приказу

Тощать среди диет,

А буду лопать сразу

По множеству котлет!

Всегда по строгой мере

Пить соки. А тайком,

Смеясь, вздымать фужеры

С армянским коньяком…

Давыдов Петр

Руки доброй матери моей

Скромные, прикрыв ладонь ладонью,
Мирно руки на столе лежат.
Сил лишившись, скрючив пальцы болью,
Маленький платочек теребят.
Были вы когда-то молодыми,
Поцелуи нежные храня…
Ласковые, добрые, родные
Руки, воспитавшие меня.
Вырастив детей моих и внучку,
Вы трудились днями напролёт.
И творили сами, в одиночку,
Счастье долгожданное своё.
Шили, штопали, стирали, мыли,
Полоскали в ледяной воде бельё,
Если нужно, строго всем грозили,
Защищая детище своё.
Все в морщинках руки дорогие,
Но всего на свете мне милей
Старые, уставшие, больные –
Руки доброй матери моей!

Давыдов Петр

По ночам звучит надрывный кашель

По ночам звучит надрывный кашель,
Старенькая женщина слегла.
Много лет она в квартире нашей
Одиноко в комнате жила.
Письма были, только очень редко.
И тогда, не замечая нас,
Все ходила и твердила:
“Детки, вам ко мне собраться бы хоть раз.
Ваша мать согнулась, поседела,
Что ж поделать – старость подошла.
Как бы хорошо мы посидели
Рядышком у нашего стола.
Вы под этот стол пешком ходили,
Песни пели часто до зари,
А теперь разъехались, уплыли.
Вот поди же, всех вас собери”.
Заболела мать, и той же ночью
Телеграф не уставал кричать:
“Дети, срочно! Дети, очень срочно!!
Приезжайте, заболела мать!”
Из Одессы, Таллинна, Игарки,
Отложив до времени дела,
Дети собрались, да только жалко
У постели, а не у стола.
Гладили морщинистые руки,
Мягкую серебряную прядь,
Так зачем же дали вы разлуке
Так надолго между вами встать?
Мать ждала вас в дождь и в снегопады,
В жаркие бессонницы ночей.
Неужели горя дожидаться надо,
Чтоб приехать к матери своей?
Неужели только телеграммы
Привели вас к скорым поездам?
Слушайте! Пока у вас есть мама,
Приезжайте к ней без телеграмм!

Блок

Глушь родного леса,
Желтые листы.
Яркая завеса
Поздней красоты.

Замерли далече
Поздние слова,
Отзвучали речи —
Память все жива.

Что такое счастливая старость???

…Если сесть и подумать – то на солнечном пляже,
где погода не жаркая, где-то +25,
рядом фрукты горой в перламутровой чаше –
это персики, манго, хурма, виноград…
это сочные груши, это сливы венгерские* ,
это мякоть твоя, Золотой ананас!…
Это дыня, черешня и вишенья терпкие,
и клубники ведро!
И морожена таз!!!
И вино, что в Массандровских зрело подвалах –
то мускат золотой** или Крымский портвейн.
кто его не пивал, тот прожил слишком мало,
пусть три века живет- нет напитков милей.
Чу! несет ветерок запах чудно-шашлычный…
И садится Светлио прямо в дымный мангал…
Кто не любит щащлык- тот козел горемычный,
пусть три века живет – счастья он не знавал.
Это чудное время – завершение лета,
осень долгая,теплая, с эпизодами гроз,
с синим бархатом ночи, с легкой дымкой рассвета,
с редким палым листом и брильянтами рос.
Это спелый горох. Это гриб под осиною.
Это чистый родник, в сотах липовый мед…
Это добрая лошадь с рыжей челкой игривою
(прокатиться не даст, но до дому свезет).
Это звук тишины, шепот ветра в шиповнике,
Пересвист свиристелей на вершинах рябин…
Это струнный квартет в антикварном приемнике,
Воркотня самовара и молчанье мобил….
Что сокрыто еще в этой призрачной гавани?
там дожди и снега, там мороз и метель.
Там стоит “Крузенштерн”, отбывающий в плаванье.
Всё у нас впереди!
Снова будет апрель!

сама сочинила.

Илья Эренбург

Всё призрачно, и свет ее неярок. …
<1964-1966>

Всё призрачно, и свет ее неярок.
Идти мне некуда. Молчит беда.
Чужих небес нечаянный подарок,
Любовь моя, вечерняя звезда!
Бесцельная и увести не может.
Я знаю всё, я ничего не жду.
Но долгий день был не напрасно прожит
Я разглядел вечернюю звезду.

А.С. Пушкин
(отрывок)

Жил старик со своею старухой
У самого синего моря;
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года.
Старик ловил неводом рыбу,
Старуха пряла свою пряжу.
Раз он в море закинул невод, –
Пришел невод с одною тиной.
Он в другой раз закинул невод, –
Пришел невод с травой морскою.
В третий раз закинул он невод,
Пришел невод с одною рыбкой,
С непростою рыбкой, – золотою…

Неизвестный автор

Как-то летом в парке на скамейке
Старикашка сгорбленный сидел,
Рядом примостилась тюбетейка,
Голова седая, словно мел.
Нос повис крючком, лицо в морщинах,
Острый подбородок смотрит вверх,
Но глаза – блестящие, большие,
Словно океаны дальних лет…
Нежная, лукавая улыбка –
Чем-то был похож на воробья,
Слабый голосок, что звуки скрипки,
Вспоминал про дальние края.

Автор:
Николай Гумилёв

Я часто думаю о старости своей,
О мудрости и о покое.

***
«Я не прожил, я протомился
Половину жизни земной,
И, Господь, вот Ты мне явился
Невозможной такой мечтой…»

А можно не про старость, а про былое и думы??

Как мир не прочен и суров!…
Зима приносит запах хвои,
колеблет вечные устои…
Год пролетел – и был таков.

Казалось, памяти старье
давно пора нести на свалку.
Но человек похож на галку –
хранит сокровище свое.

Таит грехи, обиды множит,
колонку прибыли итожит,
рубины счастия гранит
и над утраченным скорбит.

И я храню: усатый иней,
брадатый лес и месяц синий,
небес мерцающее сито:
мороз крепчал, да так сердито!

А дома – праздничные сборы,
на окнах снежные узоры,
свечей душистых аромат,

сребром блистающие стены,
гирлянд причудливых системы…
…и твой короткий, точный взгляд.

В нем всё: и взрыв случайной встречи,
и тайный путь, что нас влечет,
и то, что пропасть недалече,
и кто страховку отсечет…

Зима истает, снег сойдет.
Твои глаза устанут сниться.
Судьбы кривая колесница
по адресам нас развезет.

Но только вспомню о тебе,
как покачнется мирозданье –
и прерывается дыханье
в неравной с воздухом борьбе…

А стоит вслед тебе взглянуть,
как сердце вздрагивает снова
и плавно трогается в путь,
Как бронепоезд с запасного.

Я обещала два…

К одной из осенних фотографий Дмитрия Адамова:
За мокрым от дождя забором стоят рябины с голыми ветками-ручками, тянущимися в небо.

Не слышно птиц, не дрогнет ветка, и ничего уже не жаль.
Забора реденькая клетка не даст кустам умчаться вдаль
За острым клином журавлиным, за караванами гусей…
Сгорел дотла костер рябины…
Зима, печаль мою рассей!

Федор Тютчев

ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ

О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!

Полнеба обхватила тень,
Лишь там, на западе, бродит сиянье,-
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись, очарованье.

Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство и безнадежность.

Между 1852-1854

Николай Заболоцкий

ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ

Задрожала машина и стала,
Двое вышли в вечерний простор,
И на руль опустился устало
Истомленный работой шофер.
Вдалеке через стекла кабины
Трепетали созвездья огней.
Пожилой пассажир у куртины
Задержался с подругой своей.
И водитель сквозь сонные веки
Вдруг заметил два странных лица,
Обращенных друг к другу навеки
И забывших себя до конца.
Два туманные легкие света
Исходили из них, и вокруг
Красота уходящего лета
Обнимала их сотнями рук.
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В неизбежном предчувствии горя,
В ожиданье осенних минут
Кратковременной радости море
Окружало любовников тут.
И они, наклоняясь друг к другу,
Бесприютные дети ночей,
Молча шли по цветочному кругу
В электрическом блеске лучей.
А машина во мраке стояла,
И мотор трепетал тяжело,
И шофер улыбался устало,
Опуская в кабине стекло.
Он-то знал, что кончается лето,
Что подходят ненастные дни,
Что давно уж их песенка спета,-
То, что, к счастью, не знали они.

Николай Якшин

Уже траву поцеловал мороз,
И осень пишет серебром по охре —
И чудно так, и, кажется, всерьёз —
Надгробье лету — ахать или охать?

Вот и старик… Его почти что нет.
Был так весом — стал легче полутени.
Скорее бы потусторонний свет,
Чем вслушиваться, как хрустят колени.

Земля стара. Елозит на оси
Заржавленной, привычно и устало,
В сединах облаков. А расспроси —
Не помню я. Не знаю. Не видала.

Надежды нет. Ну, разве как на то,
Что женщины к весне готовят грядки,
А девочки приносят под пальто
Набухшие любовию тетрадки.

Юрий Казарин

Ночью проснусь и заплачу.
Сладко, легко и тепло
лето прошло наудачу.
Может быть, счастье прошло.

Всё перед снегом светлеет,
ширится, смотрит в окно.
Бабушка спит и болеет,
ей тяжело и темно.

Вытащу из-под подушки,
чтобы от слез не промок,
царский, как шкурка лягушки,
красный кленовый листок.

Знают ли твердые реки
детский зимующий страх:
как засыпают навеки,
как засыпают в слезах?

Какое блаженство. Инна Бронштейн.

Какое блаженство проснуться и знать,
Что вам на работу не надо бежать.
И день наступающий очень хорош,
А если болеешь, то значит – живешь.
И старость – совсем не плохая пора.
Да здравствует время свободы! Ура!

***
Какое блаженство на старости лет
Своими ногами идти в туалет.
А после в обратный отправиться путь
И быстренько под одеяло нырнуть.
А утром проснуться, проснуться и встать
И снова ходить, говорить и дышать.

***
Какое блаженство по рынку ходить
И новую кофту однажды купить.
Обновка – молекула миниблаженства
В потоке природного несовершенства.
И радости разные встретятся чаще…
Не смейся над бабушкой в кофте блестящей.

***
Какое блаженство в постели лежать
И на ночь хорошую книгу читать.
Сто раз прочитаешь знакомую прозу,
И все тебе ново – спасибо склерозу.

***
Какое блаженство по лесу гулять,
При том эскимо в шоколаде лизать.
Ведь я после завтрака час на диете,
И мною заслужены радости эти.
Гуляя, калории я изведу,
И значит, к обеду вернусь за еду.

***
Какое блаженство подняться с асфальта
И знать, что твое небывалое сальто
Закончилось не инвалидной коляской,
А просто испугом и маленькой встряской.
Теперь вы со мной согласитесь, друзья,
Что все-таки очень везучая я.